Орден для Поводыря - Страница 103

103

Почти сутки испытания характера и силы воли. Ибо в Бологом я едва удержался от того, чтоб не рвануть обратно, в Сибирь. Подальше от царской благодарности и придворных интриг. От коварных жандармов и злокозненных принцев. Герману спасибо! Удержал. Объяснил, что ежели поверну сейчас назад, то должности, может быть, и не лишусь, но о сколько-нибудь серьезных проектах можно будет точно забыть. Без определенного статуса, без веса в окружении самодержца – сожрут. Как клопа задавят, еще и носы наморщат от вони. Ха! А вы думали – я без боя сдамся? Хоть пахнуть на последок…

Спать не мог и сильно завидовал тем, кто спокойно сопел в глубоких креслах. Так и этак вертелся, то так, то иначе ноги перекладывал. Нет. Неудобно. И мыслей слишком много в голове. Вымотался только. Ничего умного все равно не придумалось.

Восемнадцатого декабря, традиционно в пост, в четыре часа пополудни, мы, наконец, вышли на перрон Николаевского вокзала в Санкт-Петербурге. И как только кондукторы убедились, что все пассажиры покинули вагоны, паровоз с грохотом стронул состав и уволок в сторону депо. А мне этот металлический лязг показался звуком захлопнувшейся за спиной дверцы клетки. Причудливо украшена она атлантами в стиле ампир, или устремленными в небо классическими колоннами – не важно. От внешнего лоска столица империи не теряла внутренней сути – гигантской банки, переполненной ядовитыми скорпионами и пауками.

Асташев настоял, чтоб я все-таки потрудился записать его петербургский адрес, и отбыл на извозчике, которых у вокзала было более чем достаточно. Золотопромышленник намеревался еще до вечера успеть навестить офицерские квартиры Московского кавалерийского полка, где служил его сын – Вениамин. Это, в принципе недалеко от дома генерала Лерхе – по другую сторону Фонтанки и ближе к Невскому проспекту.

Мне пришлось нанимать две коляски. В одну все не входили, да и невместно мне, действительному статскому советнику и Томскому губернатору передвигаться по родному для Герочки городу в переполненном слугами и охраной экипаже.

По Невскому, или как немедленно поправил Герман – Большому Невскому, до Аничкова моста с четырьмя коняшками. И непременная полицейская будка – кто-то должен был постоянно отгонять любопытных мальчишек от статуй. Слишком часто в толпе возрождался слух, что аничковых коней снова поменяли на гипсовые, а настоящих царь опять кому-то подарил…

Дворец князей Белозерских с полуголыми греческими мужиками, поддерживающими фризы, мост и поворот к комплексу зданий Кабинета Его Императорского Величества. Сквозь парадные ворота виднеется Аничков дворец, подаренный Александром Вторым старшему сыну, Николаю.

Старый Кабинет, новый – в одном из тысяч помещений которого уместилось и Третье отделение, каретные сараи и дальше, до самого Чернышева моста, стройный ряд практически однообразных зданий – купеческие особняки и доходные дома. Зато уже на Чернышевой площади сразу два гигантских монолита – министерство просвещения и, то, что окнами на Фонтанку – родное МВД.

И снова доходные дома. Один из первых в Санкт-Петербурге, с металлическими пролетами – Семеновский мост. Дома Евментьева, Яковлева, Юсупова, Лебедева и, наконец – особняк генерала Лерхе.

Суета разгрузки багажа и расчетов с лихачами. Узкий и длинный, как гроб – внутренний двор. Слуги, наскоро знакомившиеся с моими спутниками и подхватившиеся помогать тащить сундуки и чемоданы. Ликующий, вернувшийся в отчий дом Герман и растерянный, впервые в новой жизни, оказавшийся в таком странном положении – я.

Отец. Я попробовал на вкус полузабытое слово, и счел его подходящим этому, неожиданно невысокому, щуплому старому господину с седыми бакенбардами и нестираемой годами военной выправкой. Нужно было заставить себя… Привыкнуть, смириться и принять незнакомого в сущности человека. Научиться называть его родителем. И относиться к нему как к отцу – строгому, по моему мнению – так даже излишне, но, несомненно, любящему и болеющему за детей.

На счастье Густав Васильевич не был любителем сантиментов. Даже не обнял. Прикоснулся легонько к локтю, и тут же – руки по швам, подбородок вверх.

— Твои комнаты готовы, — по-немецки даже слова любви и заботы звучат как армейские команды. — Жаль, что ты не привез с собой Густава. Хороших слуг все труднее стало сыскать.

Я понимаю, Герочка. Он такой, каков есть и не стоит его оправдывать. В конце концов, ему удалось в этом изнеженном благами гадюшнике вырастить сыновей людьми.

Поздний обед не впечатлил. Хотя лютеране и не придерживаются православных постов, но в Томске я и в такое время куда вкуснее и обильнее трапезничал. Благо на комоде в прихожей дожидается приглашение в дом Мезенцева на ужин…

Вместо обмена новостями – разбор бухгалтерских книг. Мы с Герочкой оказались богаче еще на сто тысяч с хвостиком, но после полумиллиона, такие деньги уже не воспринимаются большими. Неприятная новость – ни в Англии, ни в Пруссии не удалось получить патенты на взрывчатку. И там и там требовали описания технологии получения и результаты испытаний, а нанятые отцом стряпчие не смогли ответить ни на один заданный вопрос. Ну да и Бог с ними. Не больно-то и охота было. Наверно, и не стоило дергаться. Получим патент на Зипетрил. Хотя бы для того, чтоб заклятые друзья не смели его производить.

С помощью отцовского друга, Ивана Давидовича Якобсона, удалось получить подряд на снабжение новыми видами канцтоваров военного министерства. Это практически гарантировало, что в Адмиралтействе наших скоросшивателей в обозримом будущем не будет. Соперничество за бюджет идет даже в мелочах. Пробную партию, так сказать – в рекламных целях, отвезли в Кабинет и министерство имуществ. Есть определенные признаки, что и оттуда вскоре последуют заказы.

103