Орден для Поводыря - Страница 35

Вспомнился вдруг каинский доктор. Тот, что, по словам Кухтерина, меня коновалом обзывал. Имя совершенно из головы вылетело. А может и не говорил никто мне его имя… Но ведь что странно! Он, этот безымянный врач, хвалил мои антисептические водочные примочки. Говорил извозчику, что я будто бы этим раненого от лихорадки уберег. Гера?! Было такое? Вот и я припоминаю – было. А другой типо-дохтур, в Томске, об антимикробных свойствах спирта – ведать не ведал. Странно! И непонятно. А все, что непонятно – настораживает. Как бы с этим… да как же его имя-то, блин… Как бы с ним познакомиться, да побеседовать на медицинские темы?!

Пацаненок принес письма. Полмешка. Эхе-хе! Дела-то налаживаются! Четыре месяца назад моя популярность и востребованность едва в два послания оценивалась. Растем, Герунчик. Развиваемся!

Бросил сотника. Понес добычу к себе в комнату. Вывалил коричневые, шуршащие, словно осенние листья, конверты на постель. Следовало разобраться, какое из посланий нужно изучить немедленно, а какие могут подождать. Дорога до Кузнецка дальняя. Чтоб было чем заняться, можно удовольствие и растянуть.

Как кот, с пойманной мышью, как коллекционер с ворохом этикеток от спичечных коробков, как ребенок с блестящими конфетами, извлеченными из новогоднего подарка, я с письмами.

Отделил пятнадцать штук. Пять из Санкт-Петербурга, пять из Томска, по два из Каинска и Барнаула, и одно от Дюгамеля, из Семипалатинска. Остальные – подождут. Даже дядя, Эдуард Васильевич Лерхе, новгородский губернатор. Я его советов дольше ждал. А остальные… Их авторы мне совсем не знакомы и особенного всплеска любопытства не вызвали.

Решительно вскрыл депешу генерал-губернатора. Честно пытался вчитываться, вникать в смысл. Какого черта! Кого я обманываю?! Что пытаюсь оттянуть?! К дьяволу! Вот единственный конверт, в котором прячется приговор всем моим начинаниям – от Великой княгини Елены Павловны. Ах, как хочется надеяться, что писано оно по следам моего призыва о помощи, а не просто так… ради поддержания отношений.

Дрожащими от нетерпения… хочется думать – не от страха – руками, рву аккуратную, чуточку пахнущую духами, оболочку. Дышу глубоко, прежде чем начать читать.

"Милый Герман. Изрядно же ты меня напугал, своими подозрениями — Ура!!! Письмо по делу, а не просто так. Экак ее задело-то, что она даже обычные для себя приветствия пропустила. — О таких вещах принято извещать совершенно других господ. Однако я могу тебя понять. Если даже я, хорошо тебя знающая, не сразу поверила в самою возможность такого изощренного злодейства, другие господа и до того могут не дойти. Тебе же, мой милый друг, видно, нужен был некто, способный добиться хотя бы проверки попавших тебе в руки страшных новостей. И тут я тебе первый друг и соратница.

Волею Судеб, Его высочество уже отбыл в Европы. Газеты сообщают всякое, так что и сказать нельзя, где же наследник ныне. Однако же, к дню Ангела матушки своей, Императрицы Марии Александровны, неужто он не воссоединится с пребывающей в Дармштадте Семьей? Вот и приходится мне, дабы неверной бумаге столь вопиющие известия не доверять, собираться в дорогу. Надеюсь к восьмому августа быть в Югенгейме, и изыскать возможность обсудить с Государыней твои подозрения. Оттуда уже и писать тебе стану, ибо знаю, как ты озабочен и мечешься духом в клетке Дикой Сибири.

Однако же, придется мне открыть источник своей заботы, о чем ты, мой милый Герман, не обессудь. Как то мне еще объяснить? Мне хоть Государь наш и дал прозвание "придворного ученого", однако не оракул же я Дельфийский.

Верю, что все станет хорошо. Чай есть у нас еще достаточно умелые медики, коим в руки судьбу Государства доверить не страшно. Верь и ты.

Ну вот, я и успокоила наружу рвущееся сердце. Милостию Господней вовремя мы узнали, и есть еще время все изменить" …

Ага! Значит, голову мне в темном переулке не проломят, если что. Потому что тогда и Елене Павловне тоже нужно будет. А на Аляске тоже поди люди живут… Как у нее там? "Верь и ты ". Едрешкин корень, а что мне остается-то?

Ладно! Дело сдвинулось с мертвой точки. День рождения императрицы вроде восьмого. Значит, княгиня уже больше недели назад должна была, как переговорить с матерью Никсы. Добавим еще неделю – народ нынче неторопливый. Если нужно за час все решить, за пару дней точно управятся… Сколько фельдъегерь до Бийска будет добираться? Месяц? Ну, пусть будет месяц. Итого – середина сентября. Скорее даже – последняя декада. Значит, до двадцатых чисел могу рулить губернией спокойно.

Царская семья, значит, в германских землях. Поближе к сыночке… А я императрице в Питер писал. Станут ее секретари мое послание ей пересылать, или оно так и валяется где-то в канцелярии? От безвестного губернатора дьявольской тьмутаракани?! Сто против одного – валяется. Дай Бог, если какой-нибудь ушлый секретарь вскрыть конверт с указанием "лично в руки" осмелится. А если нет?

На Победоносцева тоже надежды мало. Кому он писать станет? Царю? Ха-ха три раза. Скорее всего – в Третье Отделение. А там князь Долгоруков сидит, которому эта суета нафиг не нужна.

Есть небольшая надежда на расторопность графа Строганова. Человек, вроде, уважаемый и в судьбе наследника прямо заинтересованный. Любимый жеж воспитанник. Только пока он обо мне справки наведет, пока Александру II отпишет, пока почта доставит. Как раз конец августа настанет. И то при условии, что Сергей Григорьевич поверит и поторопится.

Остается Мезенцев. Ему медицинский консилиум – повод выслужиться. Выпрыгнуть выше ленивого шефа. Тот, дескать, мышей не ловит и безопасностью Семьи пренебрегает. А я вот каков… И Томский жандарм Кретковский Николаю Владимировичу здорово угля в топку подбросит.