Орден для Поводыря - Страница 40


К оглавлению

40

А вот от заведования окружной больницей старый врач отказаться не смог. Плевать, что ее и нет еще вовсе. Построим. И учеников экспериментатору подберем. Жаль, конечно, что не в Томске, но медицинский НИИ у меня в губернии будет.

Пообещал описать все новое, что я будто бы вычитал. И честно писал два дня. Даже письма оставил не вскрытыми, не читанными. Народ праздновал Успение Пресвятой Богородицы. Колокола на каменной Успенской церкви, или как ее называли старожилы – на Казачьем соборе, выли что-то заунывное. Меня, как лютеранина, православные обряды не касались, так что я занял время праздников работой.

Глава 5
Дороги и новости

Семнадцатого августа, в понедельник, мы покинули гостеприимный Бийск. Один из моих конвойных казачков оказался родом из этих мест, и обещал торными, малоезжими дорожками, вывести нас на Кузнецкий тракт. Пусть по узким тропкам особенно не разгонишься, и почтовые станции остались сильно западнее, зато таким макаром экономилось не меньше пяти дней пути. Разглядывать особенно оказалось нечего, горы остались на юге, так что я приспособился прямо на ходу, в седле изучать свою корреспонденцию.

Каинский окружной судья, как я и предполагал, писал по поводу угольных копей. Дескать, связался с уважаемыми людьми, которые и просветили, что печи топить углем не очень хорошо, ибо прогорают быстро. А вот для пароходов и кузнецов топливо весьма нужное и полезное. И даже будто бы, если уголь будет хорош, то и уральским металлистам его можно отправлять. Правда, как это сделать без железной дороги Нестеровский не уточнял.

Зато хвастался, что нашел знающего человека на Урале, который согласился поехать в глухую Сибирь организовывать добычу минерала. Зимой этот маркшейдер должен прибыть в Томск, где к тому времени мы "ежели, ваше превосходительство, уговор наш помнит" уже должны оформить регистрацию в Минфине нового товарищества. К весне же, до вскрытия рек, в Колывань должен придти обоз с переселяющимися для работ на руднике крестьянами, которых ушлый чиновник попросту выкупил у российских помещиков.

Мы с Герой были в шоке! Крепостная повинность была уже четыре года как отменена, а людьми продолжали торговать?! Следовало срочно, немедленно прояснить этот скользкий вопрос. Только сделать это из деревни Марушки, что верстах в тридцати на северо-восток от Бийска, было никак не возможно. Пришлось унять приступ любопытства, читая другие письма.

Проштампованные министерскими оттисками послания отложил подальше. Никакого желания вникать в официальные бумаги не находилось. К ним же добавил конверты, подписанные Фризелем и Фрезе.

Размытая печать на письме от Пестянова утверждала, что принято оно к отправке из Колывани. Это и оказалось самым интересным в послании. Остальная, доводимая до моего сведения информация была вполне предсказуема.

Горное начальство воровало в совершенно беспредельных количествах, с совершенно фантастической изобретательностью. Урожайные годы, решением Горного Совета объявлялись неурожайными. Крестьянам будто бы выдавалось вспомошествие из казенных продовольственных магазинов. На самом деле государственное зерно продавалось купцам, и закупалось новое для пополнения запасов. Естественно, в связи с неурожаем – существенно дороже.

Выделенные на геологические изыскания средства делились прямо в Барнауле. Фрезе выписывал требование к старостам поселков и деревень оказывать всяческое содействие горным инженерам и те попросту грабили крестьян. Сообщалось о многочисленных фактах вымогательства мзды за "неподкоп". Это когда геологи с большой дороги утверждали, что требуется рыть шурфы прямо под домом какого-нибудь излишне дерзкого земледельца, и тому не оставалось ничего иного, как платить, чтоб избежать слома строений.

Приписывались объемы пустой породы в серебряных рудниках. Бралась дань за "перевес" сдаваемого старателями золотого песка. Приписывалась стоимость доставки на заводы древесного угля, как и сама цена на уголь. Егеря казенных лесных дач требовали плату с туземцев за сбор сухостоя в лесах, а сами егерские должности продавались горными начальниками.

Межевые начальники обманывали крестьян при землеотводах. А при любых проявлениях недовольства в дело вступал Барнаульский батальон и Горная Стража, набранная из кого попало – лишь бы кровь не боялся лить и приказы выполнял, не обсуждая.

Варешка приводил список свидетелей и перечень документов, которые ему удалось каким-то образом добыть. Этого было, даже, по мнению скептически настроенного Германа, достаточно, чтоб отправить большую часть барнаульских лиходеев осваивать просторы целинного Сахалина.

Сам чиновник по особым поручениям испрашивал моего дозволения отбыть в Каинск, дабы встретить возвращавшуюся из первопрестольной супругу и организовать доставку всей семьи в губернскую столицу. Кроме того, мой уникальный сыщик, просил пока не нагружать его дополнительными заданиями, потому что намерен был заняться подготовкой старшего сына к сдаче вступительных испытаний в Томскую гимназию.

Интересно, как бы я мог ему запретить? Особенно, учитывая то, что только приблизительно знал, где нахожусь, а он все равно уже на пути в Каинск. Да и не стал бы я этак-то вот благодарить одного из самых ценных своих сотрудников. На первом же привале, у Верх-Яминской деревеньки, записал в блокнотик напоминалку – выделить Варешке премию. За ценнейшие сведения и на обустройство семьи.

Наугад вытянул следующий конверт. Не глядя на обратный адрес, вскрыл. Оказалось – от Менделеева.

40