— Да что, блин, за хрень-то здесь творится!?
— А ты чевой-то сюды засунулся-то? Это амбары, чай казенныя, и нечаво тут. А то ща как пальну из ружжа-то…
Из густых зарослей черноплодной рябины, словно леший, явился старый дедка, с огромным, выше его, ружьем в руках. Проспавшие появление сторожа конвойные, мигом выхватили оружие из его рук, а самого подхватили под локотки. Чем, кстати, ничуть бравого охранника не напугали. Он только еще выше задрал куцую бороденку.
— Где продукты, дед?
— А ты кто таков будешь, штоп мне тута загадки загадывать?
— Я? Томский губернатор. А ты-то кто, воин?
— Я-то знамо кто, вашество, — и не подумав даже обозначить поклон, дерзко ответствовал старик. — А тебя вот туточки ране не встречал.
И тут же добавил, как мне почудилось, с надеждой:
— Пороть прикажешь?
— С чего бы это? — удивился я. — Ответь на мои вопросы и иди себе с Богом.
— Да? — разочаровался магазинный сторож. — Чевой-то ты начальник не настоящий, мнится мне. Фрезе вон, Лександр Ермолаич – тот начальник. Завсегда, чуть что – пороть! А горныи стражники-то и рады старацца… А он, генерал значицца, платок к губам придавит и отвертаивается…
— Чо ж он, когда порют ему не любо? — спросил кто-то из молодых казаков.
— Как же не любо? Любо. В приписных весях непоротых чай уже и нетути.
— Чо ж тады отвертаиться?
— Глядеть не любит, — ткнул худым узловатым пальцем в небо старый вояка. — Енерал жошь.
— Телесные наказания отменены, — качнул головой я. Горного садиста обсуждать совсем не хотелось. — Где продукты?
— Знамо где, — снова задрал бороденку мой собеседник. — Как маяк тутошний из росписи выписали, да на Томскам заводу печи затушили, так и амбары вычистили. Томский пристав, Филев, который, сказывать велел, шта на Тоболе неурожай. Туды, знамо и повезли.
— Суки! Урою! — рыкнул я и тут же взял себя в руки. Вдохнул-выдохнул глубоко, и продолжил уже спокойно. — Филев, это который сейчас Барнаульским заводом начальствует?
— Знамо он. Евгений Киприяныч, значицца. Давеча дочю замуш выдал…
— За Матвея Басова, — кивнул я. Огромная губерния казалась одной большущей деревней, где все были каким-нибудь образом да связаны между собой. Горный инженер, Матвей Алексеевич Басов, которого Фрезе отправил на Чую шпионить за мной, оказался зятем последнему управляющему Томского железоделательного завода. Отсюда и интерес этого самого, Матвейкиного тестя к аренде завода. Знает, падла, что не весь еще ресурс у мануфактуры исчерпан, и что люди, мастеровые, никуда не денутся. Что они, потомственные металлурги, еще делать-то умеют?
Достал блокнотик и на самой последней странице записал имя последнего пристава. Виновного в неоказании помощи. Поставил рядом маленький крестик – вроде клятвы. Аз воздам!
Ладно. Казенные запасы оказались уже разворованными. Тогда только вспомнил об описанной Варешкой схеме "взлохмачивания" продовольственных запасов, и перепродаже их в Тобольскую губернию. Можно было конечно отправить гонцов в Кузнецк, в надежде, что до тамошних магазинов загребущие ручонки барнаульских лиходеев еще не добрались, но, сколько это займет времени?! А помощь мастеровым и их семьям требовалась немедленная.
Оставался только один вариант: купить продовольствие прямо здесь, в селе, и организовать его доставку в Томское. Дело осложнялось тем, что в моей казне наличествовало не так много денег…
План! Мне нужен был план. Мало было просто купить зерно и завезти его нуждающимся. Рано или поздно придет время, когда и эти припасы подойдут к концу, а я окажусь слишком далеко, чтоб оперативно решить эту проблему. Да и неправильно это – бесконечно кормить оставленных на произвол судьбы умелых мастеров металлургов. Развратятся от халявы, сопьются от безделья. Растеряют навыки.
А у меня Ампалыкское железорудное месторождение в земле спит! И совсем рядышком – Анжеро-Судженские угли. Понятия не имею, подойдут ли они для плавки железа, и спросить некого. Но наверняка что-то можно придумать. А вот рабочие руки в тех местах – настоящий дефицит. Так не Божье ли Провидение – это брошенное селение?
Значит, нужно было как-то переселить мастеровых с семьями к месту будущей работы. Черт! Я даже не знал, сколько их там! Пятьсот? Тысяча? Две? И на чем их везти? Конец лета. Пока соберутся, пока – то да се – осень наступит. Тракты станут непроходимыми. Остаются реки. До Кузнецка – сто верст. До Бийска – сто пятьдесят. Барнаул в ста шестидесяти верстах, и вместительные корабли там точно найдутся, но будут ли рады такому переселенческому движению горные начальники? Рано мне еще с ними войну затевать…
Значит – Кузнецк. Он ближе и влиянию Барнаула подвержен меньше.
Вопрос номер два: куда везти? Где можно оперативно выстроить лагерь беженцев, чтоб они могли в относительном комфорте пережить зиму? Это должно быть такое место, чтоб я из Томска мог им время от времени помогать…
По возвращении в усадьбу приютившего мой отряд купца, бегом ринулся к поклаже. Искать карту. С изображением моего удела думалось как-то легче.
Ворвался в горницу, словно за мной гнались. А, может быть, так оно и было. Бежал, чтоб обогнать Смерть, приготовившуюся поживиться душами православного люда в Томском селении.
Плотная бумага не выдержала напора – уголок сделанной специально для меня копии "Большой карты Томской губернии" оторвался. Плевать. У меня тут толпа людей не кормлена, чтоб я еще из-за ерунды переживал… Навис над рисунком моего удела, придавил непокорные, так и норовящие свернуться обратно, края локтями. Вот Томск, столица губернии. Вот здесь, где-то рядом с селением Починок, между реками Китат и Кельбес в земле сокрыты настоящие сокровища – несколько расположенных один над другим слоев угля, по качеству не уступающего британскому кардифу. А тут, в излучине Алчедата, между Преображенским прииском и Тудальской деревенькой – железо. Руда там, пусть и не такая богатая – от тридцати пяти до сорока процентов – зато не отягощенная вредными примесями. Река Алчедат так и шныряет, так и вьется по отрогам Салаирского кряжа, так и зовет умелые руки, посмевшие перегородить бы ее плотиной, заставившие дикий поток служить на пользу людям.