Орден для Поводыря - Страница 66

Кроме того, я прекрасно представлял себе размеры откатов спиртоваров собирающим акцизы господам. Если один Исаевский завод производит в год свыше полумиллиона ведер хлебного вина, то даже по копейке с ведра – пять тысяч рублей. А таких винокуров в одном Томске – семь. В карманы инспекторов падают огромные по нынешним временам суммы, а мне, понимаешь, заводы строить не на что! Так что, нужен мне был человек, готовый поделиться неправедно нажитыми деньгами.

Кстати, что бы этакое придумать, чтоб и этого, Иосифа Михалыча "взлохматить" на долю малую? Ну, или хотя бы – отобрать у него векселя представившегося Еремея Бибикова? Очень уж перспективный господин этот Цыбульский! Давно следовало присмотреться к золотопромышленникам, и выбрать кого-нибудь понадежнее. Были, помнится, на карте стратегических резервов несколько золотоносных районов, в труднодоступных местах Алтая. В том мире их разработку блокировали экологи. Там, едрешкин корень, Алтайский биосферный заповедник находился. При промывке золотого песка в двадцать первом веке массу всевозможных вредных для природы веществ применяли. Кислоты, ртуть… О перекореженных драгами сибирских реках Гринпис полгода по всем телеканалам выл. Это сейчас – все больше руки артельщиков, и окружающей среде ничего не угрожает. Скорее – наоборот. На Алтае, как оказалось, и тигры водятся с медведями. Не говоря уж о полудиких кочевниках, совсем не обрадованных вторжением русских на свои земли.

Тем не менее, золото там есть, и его не мало. Мне бы хватило. Только кому попало давать в руки это богатство не хотелось.

Эх! Столько дел накопилось, а я в Барнауле ерундой маялся.

— Что-то еще? — тяжело вздохнув, поинтересовался я у подозрительно веселого Михаила. — И чему ты, господин поручик, все время радуешься?

— Простите, ваше превосходительство. Просто…

— Что просто?

— Я рад, что вы вернулись, Герман Густавович. Теперь снова что-то начнет происходить.

— Гм… — поперхнулся я чаем. — Тебе мало этих погорелых горных чинов?

— Да уж, — легко согласился секретарь. — От господина майора из Томска пришло известие, что шестого августа пожары также охватили Тюмень. Огнем уничтожена вся заречная половина города. А четырнадцатого вспыхнуло в Сузуне. Сильно поврежден монетный двор. Сгорели дотла гауптвахта и заводоуправление. Пытавшегося в ночь на пятнадцатое августа запалить губернский суд в Томске, томского же мещанина, сторожа насмерть забили палками. Отдельные возгорания девятнадцатого, двадцатого и двадцать первого отмечены в Колывани, Мариинске и Кузнецке. Киприян Фаустипович усматривает в этом распространившемся поветрии признаки всесибирского злого умысла…

Я так смеялся, что даже слезы из глаз выступили.

— Фу-у-ух, прости Господи, — наконец отдышался я. — Вот дурость-то где… всесибирская… Хе-хе… Господин майор не усматривает в этом… блин, поветрии летнюю засуху и отвратительнейшее состояние пожарных служб?

— Не могу знать, ваше превосходительство, — нейтрально отговорился Карбышев. — Известие пришло лишь позавчера, с большой почтой.

— О!

Пробуя высчитать время реакции царской семьи на мои… попытки изменить историю, я установил для себя срок – двадцатые числа сентября. Начиналось двадцать шестое сентября, а меня никто не трогал и ничего от меня не хотел. Кроме местечковой суеты, конечно. И только сейчас до меня дошло – в чем собственно дело!

Но сначала, я должен объяснить – как именно работает почта в Российской империи, и почему письма от Петербурга до Томска добираются гораздо быстрее путешествующих тем же маршрутом людей. А главное – почему в Барнаул корреспонденция приходит с существенным опозданием.

Итак, вы – житель столицы – запечатали конверт, наклеили марки и отнесли свое послание на почту. Писари сверили адрес с перечнем населенных мест империи, проверили достаточность оплаты, проставили штемпель и сунули письмо в мешок. Как только поклажа на нужное направление наберет определенный вес, ее положат в первую же повозку к извозчику. И он не имеет права отказаться, если намерен пользоваться перекладными почтовыми лошадьми.

На следующей станции, пока первый кучер отдыхает и меняет коней, мешок добавят к грузу тому, кто уже трогается. И так далее, пока запечатанная пломбами поклажа не доберется до окружной станции. Там пломбы вскроют, добавят местные письма, отделят те, что требуется раздать адресатам в данном округе, и отправят дальше. Зимой, по санному пути письмо будет передвигаться не медленнее чем триста верст в сутки. Летом – двести. Весной и осенью, в распутицу – сто-сто пятьдесят. При самом отвратительном состоянии дорог, от Санкт-Петербурга до Томска ваше письмо доберется не позднее, чем на шестнадцатый день. Вот так-то! Теперь сравните со сроками доставки посланий Почты России начала двадцать первого века…

Предназначенную для горной столицы Алтая корреспонденцию отделяют от всей массы в Каинске. Потом, она пересылается в Колывань, где ждет, пока не наберется нужная масса. И лишь после этого – едет в Барнаул. Бывает, особенно в неспешную летнюю пору, алтайский мешок и по неделе лежит без движения. Зато единовременно приходит сразу много всего. И газет с журналами и писем с посылками. Большая почта – короче.

— Для меня… — голос обзавелся предательской хрипотцой, и мне пришлось прокашляться, чтоб взять себя в руки и продолжить. — Для меня что-либо в почте есть?

— Да, конечно, Герман Густавович. Вот. Я посчитал нужным отделить обычные прошения и доносы. Остальное – вот.