Орден для Поводыря - Страница 7

Так вот, представьте теперь степень недоумения Дюгамеля, которому высочайшим повелением от 17 марта 1862 года назначалось организовать и привести к удовлетворительному результату переговоры с китайской стороной о разделении земель. Особенно, если учесть, что после экспедиции полковника Радлова на Чую в 1861 году нога русского офицера туда более не ступала.

А тут я со своими инициативами. Нужно сказать, что, не имея ни малейшего понятия о ведущихся переговорах, и уж тем более об их приостановке в начале осени 1862 года, моя экспедиция оказалась потрясающе к месту. Циньские комиссары требовали от России территориальных уступок, утверждая, что будто бы на спорных землях расположены их военные пикеты, а русских войск там нет. И мой отряд становился, как бы, противовесом их военному присутствию. Тут уж Дюгамель и пушек не пожалел, тем более, что на это старье времен наполеоновских войн, желающих больше и не находилось.

И раз уж к моему походу положено было прикрепить офицера генерального штаба, то генерал-губернатор попросил Андрея Густавовича, заодно, разобраться на месте с неведомыми "русскими караулами" на Чуе.

— Да какая же это загадка, господин штабс-капитан, — хмыкнул я. Разговор велся на носу медленно ползущего против течения Бии, отчаянно дымящего парохода. До Бийска оставался всего один дневной переход. Неторопливо проползающие мимо однообразные виды берегов южно-сибирской реки изрядно надоели, и мы развлекали друг друга разговорами. — Позапрошлой зимой калмыки гилевские лабазы на Чуе поломали, да приказчиков побили. Васька в начале лета туда с караваном пришел, да и обиделся шибко. Мужики с ним суровые ходят… Взяли, поди, топоры, да и пошли политику империи объяснять.

Принтц, невысокий, сухощавый, очень похожий на Суворова в молодости, как генералиссимуса обычно изображают на картинах, с минуту на меня смотрел, а потом звонко и заразительно засмеялся. Я тоже улыбнулся. Смеяться не мог. Как припоминал в миг заледеневшие серо-стальные глаза Гилева, рассказывавшего о хулиганствах тамошних туземцев, волосы на спине вставали. Такой лютой ненавистью и жестокостью от купца пахнуло.

Мое предположение подтвердилось за ужином в доме Гилева. Купец смущенно пожал плечами, и лаконично рассказал, как наказывал разбойников.

— Там от лабазов в Кош-Агаче на север летнее стойбище зайсана Могилока. Этот, хоть и жаден без меры, но татьбой не забавляется. А вот зайсан Турмек, его юрты к югу, совсем другой. Он синские знаки – бирюзовый шарик на шапке носит с перьями. Как объездное начальство из-за хребта приходит, Турмек прямо на пузе перед офицером ползать готов. Китайцу только намекнуть довольно было, чтоб зайсан лавки мои громить кинулся. Так ить и не только мои. И кузнецовские, и хабаровские, и мальцевские, и шебалиных…

— Так толпой того Турмека по горам и гоняли? — невинно поинтересовался Принтц.

— Какое там, — словно зверь, почувствовав даже не высказанную угрозу, покаялся купец. — Скажете тоже, ваше благородие – гоняли. Нешто его там, в степях, догонишь. Пуганули только. Я, да шестеро охотников…

Такой вот дипломатический инцидент, повлекший за собой целую череду политических демаршей. В апреле 1863 года Азиатским департаментом МИД Дюгамелю было прямо предложено, с одной стороны, не поддаваясь на провокации китайской стороны, установить караулы на землях, которые должны были отойти к Российской империи, с другой – не торопиться эти самые переговоры продолжать. "Нам следует выказывать совершенное равнодушие к окончанию пограничного вопроса", — указывалось в депеше.

Александр Осипович, обычно вялый и нерешительный, тут вдруг раздухарился. Уже к началу лета 63-го года были развернуты стационарные заставы на плато Укок и у перевала Бахты в Тарбагатае, по южному и северным берегам озера Зайсан. В Иртыш вошел пароход "Ура" с ротой солдат, прошел спорное озеро, и к осени сумел подняться по Черному Иртышу до урочища Ак-Тюбе. Этим простым ходом Дюгамель продемонстрировал циньским чиновникам возможность быстрой переброски войск из внутренних областей Сибири на китайскую территорию. В этом плавании, кстати, участвовал и штабс-капитан Принтц. Так что известия я получал, так сказать, из первых уст.

В мае прошлого года китайская императорская армия атаковала отправленный для рекогносцировки вдоль будущей границы русский отряд. Капитан Голубев отвел отряд к удобному для обороны перевалу и запросил помощи. Которая немедленно была ему оказана. Усиленный казаками, капитан немедленно перешел в наступление и выдавил противника за реку Борохудзир. После дознания, проведенного еще одним офицером генерального штаба, подполковником Турьиным, выяснилось, что некие, неназванные силы, подговаривают переселяемые из центрального Китая племена солонов и сибо. Какие-то люди, явно европейской наружности, утверждают, что Россия хочет отобрать их земли и именно для этого стягивает к границе войска.

— И кто же это может быть? — удивился я.

— Англичане, конечно, — скривился Андрей Густавович. — Наши заклятые друзья. Они же и нападение на наше консульство в Кульдже организовали. Господин Колотовкин, когда ему удалось к нашей заставе пробиться, докладывал, что в толпе китайцев и не было вовсе. Только мусульмане. И по некоторым признакам – выходцы из афганских провинций.

Герин брат, Мориц, тоже в этих, приграничных стычках отличился. Это я уже от него слышал. Подполковник Лерхе на усиление голубевской заставы роту пехотинцев привел и сотню казаков. А как исправляющего должность русского консула в Кульдже с документами и казной представительства от погони отбил, так и, в запале боя, границу перешел. Погромщики в китайском форте Борохудзир укрылись. Что, впрочем, не остановило бравого вояку. Одним пограничным пикетом больше, одним меньше – никто бы и не заметил. Но неподалеку ошивался пятитысячный корпус генерала Хабцисяня. И когда два сильных отряда встретились у реки Чалкады, случилось настоящее сражение. Четыре сотни русских солдат против пяты тысяч китайских.